Примерно 1400 год до нашей эры.
Около града Иерихона Ханаанейского, одного из древнейших городов мира.

После исхода из Египта и смерти Иссахара, нас возглавил Асир, брат Завулона. По воле Завулона, он повел нас на Ханаан, ибо месть Завулона за смерть брата должна была быть немедленной и ужасающей. Долгое время мы шли сквозь пустыню, предводимые Асиром и его спутником, Оберфоксом. Никто не мог сказать о нем, что это за человек, но он внушал трепет даже бесстрашнейшим из нас. Асир же дорожил им, и долгие ночи они проводили в разговорах, в которых решалась наша судьба. Ведьмак всегда был в накидке с капюшоном, скрывающим лицо, но никто не желал увидеть его лица. Те кто видел, молвят, что взгляд его глаз лишал воли любого человека. Одним своим словом он мог усмирить и подчинить себе взбунтовавшихся.

Первым городом на нашем пути оказался Иерихон, доселе считавшийся неприступным. Ханаанейский Иерихон красив. Подойдя к нему, мы остановились на расстоянии полета стрелы. Наш предводитель выслал разведчиков, которые подтвердили наши самые худшие опасения - крепость была воистину неприступна. Не зная что делать, мы встали лагерем и ждали, вверив свою судьбу Асиру. Тот закрылся в своем шатре вместе с Оберфоксом, и три долгих дня и ночи они не выходили оттуда, впуская лишь приносящих им пищу. На третье утро из шатра вышел Оберфокс и, седлав коня, исчез в направлении восходящего солнца.Асир же, выйдя вслед, велел всем молиться денно и нощно, дожидаясь его возвращенья, и немедля оповестить его, как только он вернется. Солнце прошло лишь три четверти своего дневного пути, как вернулся Оберфокс. Спустившись с коня, он снял узелок, привязанный к упряжи и ушел к себе. Никому неведомо, что происходило там, ибо жилище его внушало трепет всем приближавшимся, и они немедля делали крюк, дабы обойти его. Лишь только солнце стало клониться к закату, как вышел он, и повелел сколотить ковчег, коий могли бы нести четверо. Так же собрать топлива довольно, чтобы тигель мог гореть 6 дней кряду. К утру все было готово, работали все - женщины, старики, дети и даже воины. Лишь монахи продолжали воздавать молитвы одним лишь им ведомым богам, Тьме и кто знает кому еще.

Асир и Оберфокс встали еще до рассвета, и все в лагере поднялись с ними, напряжение от ожидания чего-то сверхъестественного витало воздухе, будоража людей. Оберфокс поместил тигель в ковчег, и развел в нем пламя. Асир вынес из своего шатра гость серебряных украшений, которые бросил в тигель. Время, за которое солнце целиком вышло из-за горизонта, Оберфокс что-то творил в тигле, постоянно помешивая, и то тихо шепча себе под нос, то громко вскрикивая слова на языке, неведомым даже нашим старикам. К закату Оберфокс ушел в свой шатер и вернулся с тем самым узелком, который привез вчера. Все, несмотря на указ молиться, украдкой поглядывали на него. Развязав узел, он вынул из него ящерицу ярко-огненного цвета. "Саламандра...", - пробежал шепот по толпе. Оберфокс плавным движением поместил ее в кипящее серебро. Еще несколько пассов, и вдруг он пал обессиленный на землю. Асир бережно поднял его, приблизил лицо, прислушиваясь к шепоту, кивнул и помог дойти до шатра. Выйдя, Асир приказал на протяжении шести дней и шести ночей носить ковчег на безопасном расстоянии вокруг стен Иерихона.

Шествие возглавляли воины, за ними шли мужчины и дули в дудки и трубы, следом жрецы несли ковчег, а замыкали эту процессию старики, женщины и дети. Шесть раз солнце вставало и шесть раз уходило за горизонт. На седьмой день Асир решился на штурм. Шесть раз уже в гробовом молчании мы обнесли ковчег вокруг Иерихона Ханаанейского. А на седьмом круге Оберфокс подошел к ковчегу, и вынул из тигля серебристый жезл. Молча взирали мы на творящееся чудо. Направив жезл на город он произнес Слово, да не просто Слово, а Слово, в котором чувствовалась Сила. И вздрогнули все от великого трепета, и ужасом взирали мы на рушащиеся стены Иерихона Ханаанейского, и плакали женщины и дети, и молились старики, и ужас был на лице храбрейших из воинов...

Alchi (c)